– Бог ты мой! – прошептал Джентри. Кто-то в толпе завизжал.
Кровь заструилась по белой рубашке мужчины, будто лопнул шар, наполненный красной краской. Самоубийца успел вытащить окровавленное лезвие и, что было просто невероятно, продолжал стоять еще несколько мгновений, расставив ноги, без всякого выражения на лице, пока кровь заливала его торс, а потом с отчетливо слышным звуком начала капать на мокрый асфальт.
Затем он рухнул навзничь, ноги его конвульсивно дернулись и замерли.
– Не подходить! – рявкнул Джентри зевакам и кинулся вперед. Тяжелым ботинком он придавил правую кисть водителя, а дубинкой откинул нож. Голова мужчины запрокинулась назад, края красного разреза на горле разошлись, и это походило на непотребную ухмылку акулы. Джентри увидел разорванные хрящи и иззубренные концы серых нитей, но потом кровь хлынула снова.
Он подбежал к своей машине и вызвал «скорую». Потом снова крикнул толпе, чтобы никто не подходил, и, пошарив дубинкой под «плимутом», достал пистолет. Это был девятимиллиметровый «браунинг» с каким-то особым магазином в два ряда, отчего он казался чертовски тяжелым. Джентри нашел предохранитель, щелкнул им, сунул пистолет себе за пояс и, подойдя к мужчине, опустился рядом с ним на колени.
Водитель перекатился на правый бок, руки его были плотно прижаты к телу, кулаки сжаты. Кровь уже образовала на асфальте лужу больше метра шириной, и с каждым медленным ударом сердца ее выливалось все больше. Джентри стоял на коленях в луже крови и пытался закрыть рану голыми руками, но разрез был слишком велик, а края рваные. Через несколько секунд рубашка мужчины пропиталась кровью, а глаза приняли тот остекленевший, неподвижный вид, который Джентри слишком часто видел у трупов. Дыхание его остановилось в тот момент, когда вдалеке послышался вой сирены «скорой помощи».
Джентри отошел назад и вытер руки о штаны. Во время стычки бумажник водителя каким-то образом оказался на тротуаре, он наклонился и поднял его. Послав к чертям правила обращения с вещественными доказательствами, он открыл бумажник и быстро обшарил все отделения. Там было девятьсот долларов наличными, небольшая фотография шерифа Бобби Джо Джентри и ничего больше: ни водительских прав, ни кредиток, ни семейных фотографий, ни карточки социального обеспечения, ни визиток, ни даже старых квитанций.
– Кто-нибудь, скажите, что здесь происходит? – прошептал Джентри.
Дождь прекратился, тело водителя неподвижно лежало на тротуаре. Худое лицо его стало таким белым, словно из воска. Джентри потряс головой и обвел невидящим взглядом толпу зевак, вытягивающих шеи, и направляющихся к нему полицейских и санитаров.
– Кто-нибудь мне скажет, что здесь происходит? – закричал он.
Ему никто не ответил.
Тони Хэрод и Мария Чен выехали из Мюнхена и направились на северо-восток, мимо Дингольфинга и Рагена, в глубь лесистой и холмистой местности Западной Германии поблизости от чешской границы. Хэрод гнал взятый напрокат БМВ, проходя на высоких оборотах скользкие от дождя повороты; машина шла юзом, но он ее контролировал, быстро увеличивая скорость на прямых отрезках дороги. Даже эта полная сосредоточенность не могла пересилить того напряжения от долгого перелета, которое не покидало его тело. Во время этого бесконечного полета он много раз пытался заснуть, но ни на секунду не мог забыть, что запечатан в хрупкой герметичной трубе, висящей высоко, в тысячах метров, над холодной Атлантикой. Хэрод вздрогнул, включил радиатор и обогнал еще два автомобиля. Они ехали теперь по гористой местности, где на полях белым ковром лежал снег, а по обочинам дороги высились сугробы.
Двумя часами раньше, когда они только выбрались из Мюнхена и помчались по забитой транспортом автостраде, Мария, рассматривая дорожную карту, сказала:
– А тут недалеко Дахау. Всего в нескольких милях.
– Ну и что? – буркнул Хэрод.
– Это место, где располагался один из лагерей, куда ссылали евреев во время войны,– ответила она.
– Все это древняя история, ну ее к черту.
– Не такая уж древняя,– заметила Мария.
На повороте, помеченном номером 92, Хэрод съехал с автострады и попал на другую, такую же загруженную. Маневрируя, он пробился в левый ряд и поехал так быстро, насколько позволяла обстановка.
– Ты когда родилась? – спросил он.
– В сорок восьмом.
– Если что-то происходило до твоего рождения, не стоит об этом переживать,– сказал Хэрод.
Мария Чен умолкла, глядя в окно на холодную ленту реки Изар. Предвечерний свет потихоньку гас в сером небе.
Хэрод бросил взгляд на свою секретаршу и вспомнил, как они познакомились. Это случилось четыре года назад, летом 1976-го. Хэрод прилетел тогда в Гонконг на встречу с братьями Фой по просьбе Вилли – поговорить насчет финансирования очередной киночуши про кун-фу. Он рад был выбраться из Штатов в момент, когда истерия по поводу двухсотлетия независимости достигла пика. Младший из братьев Фой решил сопровождать Тони во время ночных развлечений.
Хэрод не сразу сообразил, что дорогой бар в ночном клубе на восьмом этаже высотного здания в Коулуне на самом деле был борделем, а прекрасные, даже шикарные женщины, чье общество доставляло им такое удовольствие,– просто проститутками. Как только он понял это, то сразу же потерял интерес и ушел бы, если бы его внимание не привлекла необыкновенно красивая девушка, смешанной европейской и азиатской наружности, одиноко сидевшая за стойкой. Глаза ее выражали такое безразличие, какое трудно подделать. Когда он спросил Фоя, кто она такая, толстяк азиат расплылся в улыбке: