Джентри залез под душ, чтобы смыть дорожную пыль, надел удобные синие вельветовые брюки, старый свитер с высоким горлом, коричневую вельветовую куртку, мягкую кепку и пальто, которое вполне годилось для Чарлстона, но вряд ли могло противостоять напору зимнего нью-йоркского ветра. Он с минуту подумал, затем вынул из чемодана «ругер» 357-го калибра и переложил его в карман пальто. Карман сразу оттопырился, слишком явственно обозначив его содержимое. Джентри вытащил револьвер и засунул его за ремень брюк. Так тоже никуда не годилось. Кобуры для «ругера» у него не было – ремень и кобуру он носил лишь вместе с формой, а когда не был на службе, то держал при себе специальный полицейский револьвер 38-го калибра. Какого черта он потащил с собой этот «ругер» вместо более компактного оружия? Дело кончилось тем, что он затолкал револьвер в карман куртки. Придется не застегивать пальто, невзирая на непогоду, и не снимать его в помещении, чтобы не выдавать оружие.
Перед тем как выйти из отеля, он позвонил домой в Чарлстон и включил свой автоответчик. Джентри не ожидал получить сообщение от Натали, но думал о ней всю дорогу и мечтал услышать ее голос. Первая запись была оставлена ею. «Роб, это Натали. Сейчас два часа дня по сент-луисскому времени. Я только что добралась сюда и вылетаю следующим рейсом в Филадельфию. Кажется, мне удалось выйти на след Мелани Фуллер. Взгляни на третью страницу сегодняшней чарлстонской газеты, хотя в нью-йоркских это тоже может быть опубликовано. Массовые убийства в Джермантауне. Не знаю, зачем старой женщине понадобилось связываться с уличной бандой, но все произошло именно там. Сол говорил, что лучший способ искать этих людей – идти по следам бессмысленного насилия вроде этого. Обещаю не высовываться… просто осмотрюсь и проверю, не сможем ли мы здесь за что-нибудь уцепиться. Вечером позвоню и оставлю сообщение, когда буду знать, где я остановилась. Надо бежать. Будь осторожен, Роб».
– Черт,– тихо выругался Джентри, опуская телефонную трубку. Он снова набрал свой номер, выдохнул, когда его собственный голос попросил оставить сообщение, и после гудка произнес:
– Натали, не смей останавливаться в Филадельфии, или Джермантауне, или куда ты там еще отправилась. Кто-то видел тебя в канун Рождества. Если не хочешь оставаться в Сент-Луисе, приезжай ко мне в Нью-Йорк. Глупо бегать по отдельности и изображать Джо Харди и Нэнси Дру. Позвони мне сюда, как только получишь это сообщение.– Он назвал свой отель, номер комнаты, подождал и повесил трубку.– Черт,– повторил он и с такой силой грохнул кулаком по столу, что дешевая столешница задрожала.
Джентри доехал на метро до Гринвич-Виллидж и вышел около Сен-Винсента. В дороге он перелистал свою записную книжку, просмотрев все сделанные им записи: адрес Ласки, замечание Натали, упоминание Сола о домохозяйке по имени Тима, его добавочный номер в Колумбии, телефон декана, которому Джентри звонил почти две недели назад, телефон покойной Нины Дрейтон. «Немного»,– подумал он. Позвонив в университет, шериф убедился, что до следующего понедельника на факультете психологии никого не будет.
Местожительство Сола плохо согласовывалось с представлениями Джентри об образе жизни нью-йоркского психиатра. Он напомнил себе, что Ласки был скорее профессором, чем психиатром, и окрестности показались ему более подходящими. Дома были в основном четырех– и пятиэтажными, на углах улочек располагались магазины и рестораны, а общая скученность и компактность застройки создавали атмосферу маленького провинциального городка. Мимо прошли несколько пар, одна из них состояла из мужчин, державшихся за руки, но Джентри знал, что большинство местных обитателей сейчас в центре. Они сидят в издательствах, брокерских конторах, книжных магазинах, агентствах и других железобетонных клетках. Все они колеблются между должностью секретаря и вице-президента, зарабатывая необходимые тысячи для содержания двух– или трехкомнатных квартир в Гринвич-Виллидж, и мечтают о большом прорыве, неизбежном продвижении на более высокую ступень, перемещении в более просторный кабинет с эркерами и возвращении на такси в новый дом в районе Центрального парка.
Подул ветер. Джентри плотнее запахнул пальто и поспешил вперед.
Доктора Сола Ласки дома не оказалось, однако шерифа это не удивило. Он постучал еще раз и замер на узкой лестничной площадке, вслушиваясь в приглушенную болтовню телевизоров и детские крики, вдыхая запахи жареной говядины и капусты. Затем он вытащил из бумажника кредитную карточку и, просунув ее в замочную скважину, вошел в квартиру, сокрушенно качая головой. Сол Ласки являлся официально признанным экспертом по вопросам насилия, человеком, выжившим в лагере смерти, но безопасность его дома оставляла желать лучшего.
По меркам Гринвич-Виллидж у Сола была большая квартира – удобная гостиная, маленькая кухня, еще более крохотная спальня и просторный кабинет. Всюду – даже в ванной – было полно книг. Кабинет был завален блокнотами, папками, на многочисленных полках лежали тщательно надписанные вырезки из статей и сотни книг– многие на немецком и польском языках. Джентри обошел все комнаты, на мгновение задержался рядом с рукописью, лежавшей у компьютера, и собрался уходить. Сам себе он казался взломщиком. Квартира выглядела так, словно в ней никто не жил много недель: кухня была безупречно чистой, холодильник – почти пустым, но отсутствие пыли и накопившейся почты свидетельствовало о том, что сюда кто-то приходит. Джентри удостоверился, что рядом с телефоном нет никаких записок, еще раз быстро осмотрел все комнаты, проверяя, не упустил ли он чего-нибудь важного, и тихо вышел из квартиры.